|
Вернойхен образца середины пятидесятых годов
Часть 3
Я и отец в ГДР.
Хотя отец был очень занят по службе, он, тем не менее, всегда находил время для меня. Хорошо помню нашу поездку в машине с патрулем из двух солдат, располагавшихся в кузове. Мы ездили в окрестностях военного городка, «патрулировали», так сказать. Перекусывали в немецких деревенских трактирах, гаштетах, и снова ехали. Шофер сажал меня на колени в безлюдных местах дороги и давал в руки руль, порулить. При этом он всегда говорил: « В твоих руках находится жизнь трех солдат и офицера». И я старательно крутил баранку, стараясь сберечь эти самые жизни.
Отец прекрасно стрелял. Так, на спор, на стрельбище, он попал в наручные часы из пистолета с пятидесяти метров. Он и меня брал на стрельбище, еще немецкое, у аэродрома, которое представляло собой несколько рядов высоких земляных валов, заросших травой с толстенной, высотой метров 10, бетонной стеной в конце сооружения, построенной для того, чтобы пули при промахах в стрельбе не разлеталась по окрестностям.
Отец ложился со мной, сам он держал автомат АК-47 в руках, мне же поручалось самое ответственное – наводка на мишень и, самое волшебное действие – нажатие на курок.
АК-47 был в это время секретным оружием, ее носили только в чехлах, все стреляные при стрельбе гильзы, калибра 9 мм, сдавались по счету на склад. При мне, чертыхаясь, старшина после стрельб шарил по толстому войлоку травы, ища недостающие гильзы. Неподалеку от стрельбища, около бани, за колючей проволокой, стоял большущий фанерный ящик, наполненный всевозможными гильзами. От пистолетных до гильз от 23 мм авиационных пушек. Ящик охранялся часовым в будке. Пока он там находился, мы ухитрялись пробраться через колючку к ящику и набить карманы гильзами, которые у нас заменяли камни при кидании друг в друга.
У отца какое-то время был в личной собственности небольшой трофейный пистолет «Парабеллум». Появился он еще до Германии, когда он как-то командовал военным патрулем. И вот, в местном ресторане он изъял этот пистолет у одного офицера, который размахивал им, крепко выпив.
Сообщать командованию об этом случае он не стал, пистолет, соответственно, не сдал, с солдатами патруля он полюбовно договорился о неразглашении инцидента исконным мужским способом – как следует, угостив солдат.
После войны на руках офицеров осталось много трофейного незарегистрированного оружия. На это командование смотрели сквозь пальцы.
К сожалению, к описываемому периоду, пистолет у отца украли. Осталось только кобура. Жаль, конечно, играя с ней, я часто воображал, что владею этим пистолетом, и разыгрывал в уме всякие истории с ним.
Придя со службы с оружием, отец, разрядив и тщательно проверив, давал мне поиграть дома со своим табельным оружием, марку не знаю. Здорово было пощелкать курком, поцелиться, хотя мама с неодобрением наблюдала за этими моими упражнениями.
Немцам в это время запрещалось иметь охотничье оружие, и в окрестных живописных и безлюдных лесах, полных грибов и всяческой дичи, охотились цепью, как в атаке на войне, только наши офицеры. Помнится, как кухни в семейных общежитиях были часто завалены тушками зайцев-русаков и матерых кабанов-секачей с жесткой, как проволока щетиной, которые приносил отец.
Охотились, в основном, холостые летчики, дичь им разделывать было негде, и поэтому все желающие брали них добычу и тушили зайчатину и кабанятину. Она очень хорошо шла под пиво, по мнению взрослых.
По выходным, если отец был свободный, мы часто ходили в лес собирать грибы – было много маслят, рыжиков и лисичек в сосняке, белых, подберезовиков, всяческих сыроежек в лиственных лесах. У отца тогда я получил первые навыки в поисках и определении грибов. Потом грибы сдавались на кухню маме, и она их жарила. Так как она была из степной местности, первые результаты были незавидные, она пережаривала грибы до того состояния, когда их уже нельзя было есть, оставались только какие-то корочки, простодушно объясняя результат процесса словами: - « Я их тыкаю вилкой, а они все сырые ».
Как готовить пищу в загранице.
Давно хочу рассказать про кухонные дела по прибытию заграницу. Я уже упоминал выше о первых квартирьерах, которые преподнесли об ожидающей нас действительности самые отрадные вести. Что кухни прекрасно оборудованы, по европейскому стандарту, и допотопные наши керосинки, примусы и керогазы, на которых готовили в Союзе надо оставить там. Будете готовить на газе или электричестве. Сказано-сделано.
Только мать, наученная горьким опытом жизни, взяла на всякий случай пару примусов. На них мы готовили в долгой дороге, и они, в первое время после приезда, были единственными приборами для приготовления пищи для всего нашего этажа, потому, что помещение, выделенное под кухню, было девственно пусто.
На пользование примусами ежедневно устанавливалась жесткая поминутная очередь.
Вместо керосина, пути добывания которого еще не были разведаны, в дело пошло реактивное топливо для самолетов.
Это потом уже установили стальные, выложенные изнутри огнеупорным кирпичом, плиты, которые топились невиданным тогда в России брикетами из бурого угля, которые завозили к специально построенному для этой цели дощатому сараю за домом. Все в городке делалось по российским меркам, как привыкли, европейское влияние в быту сказывалось слабо.
На кухне велось общение офицерских жен, их было более десяти человек, плит - не более двух на кухню, что создавало известное напряжение в очередности -надо было готовить и пищу, и подогревать воду для стирки. Стирали тоже на кухне, на стиральных досках, рабочая часть которых была выполнена из волнистого оцинкованного железа. Молодежь вряд ли видела такие портативные «стиральные машинки».
Кухня была «дамским клубом», где обсуждались новости части, услышанные от мужей, международное положение, и, конечно же, обсуждались свои женские вопросы по всем темам -покупки, «who is who», перемывались косточки отсутствующим…
Конечно, коллектив был неоднородный и по национальному составу, и по образованию и культуре. Поэтому он делился на отдельные кланы, отношения между которыми были иногда натянутыми, а иногда и враждебными. Вы сами представьте -десяток женщин в одном помещении, бррр…, и всем что-то надо делать, а тут мешают, не входят в положение…Ну как на такой благодатной почве не развиться всяким склокам.
Мы, дети, не были вовлечены в эти действия, а почему мне это запомнилось -по-поводу этих событий я увидел первый и единственный в своей жизни «вещий» сон прямо в новогоднюю ночь. С моей мамой люто враждовала одна полнотелая дама, запомнилось даже ее имя и фамилия -Дора Караван (за правильность написания фамилии не отвечаю). И вот указанной ночью мне снится сон, как Дора просит прощения у моей матери. Какое же было изумление, уж не знаю кого больше - меня или окружающих, когда, рассказав это сон утром, я узнал, что увиденные мною события происходили за коллективным новогодним столом в действительности.
И раз уж повествование коснулось Нового года, нельзя не упомянуть о немецких елочных игрушках. Ничего подобного ни раньше, ни позже, в Союзе я не видел.
Яркие, из тонкого стекла, разноцветные, сверкающие, покрытые переливающимся снегом. Фонарики, павлины на прищепках с пышными хвостами, гудящие дудки, звенящие колокольчики, всевозможные светофоры, шары, наконечники для елки с колокольчиками и пятиконечной звездой, и, конечно же, одноцветные и разноцветные, с узорами, бусы…
Венец - раскладной картонный сказочный домик с подмигивающим, если его подергать за бороду, Дедом Морозом, нет, наверное, Санта Клаусом, закладывающим подарки в повешенные около елки разноцветные полосатые длинные носки. Рядом с домиком стояли лапландские олени; за застекленными целлофаном окнами собралась вся семья за праздничным столом.
Несколько игрушек до сих пор уцелели и являются главным украшением нашей елки.
Кухня мне запомнилась еще тем, что там, на подоконнике, я начал свои первые опыты по растениеводству. Достал какую-то емкость, насыпал «чернозема», который потом оказался, по экспертизе родителей, шлаком, и посадил в оный субстрат семена гречки… из выданной нам, в качестве пайка, гречневой крупы.
Родители долго смеялись, а когда перестали, объяснили мне, что из обработанных паром семян без шелухи, ничего вырасти не может.
И как было посрамлено их неверия в мое провидение, когда появились вначале всходы, а потом и нежно-розовые столбики цветов гречихи. С тех пор увлечение растениями, как садовыми, так и комнатными, у меня осталось на всю жизнь.
Повседневная жизнь.
А вообще, хорошо жилось всем нам, в особенности мне в это время. Ничто не заботило, ничего не висело над тобой. Беззаботное безоблачное детство, с гонками на велосипедах по городку – в Союзе тогда такого формата велосипедов не выпускали. Был только трехколесный детский велосипед с литой резиной на ободах, который можно было превратить в двухколесный, потом сразу шел подростковый «Орленок». Это уже потом, лет через 15 стал выпускаться детский велосипед для детей среднего школьного возраста «Школьник».
У многих моих приятелей велосипеды появились раньше. Я же не умел кататься, да и как-то не стремился к этому. И вот, как-то раз, когда меня попросили подержать велосипед, я, шутя, сел в седло, оттолкнулся…и поехал. От неожиданности я начал судорожно крутить педали и руль. И ехал, но только не смог, почему-то, объезжать препятствия. При включении в траекторию движения велосипеда дерева, например, я, как загипнотизированный, не смея ни отвернуть, ни остановиться врезался в него колесом. Правда, уже через несколько дней, я преодолел эту детскую болезнь ступора и гордо продемонстрировал пораженным родителям свое так неожиданно приобретенное умение. И скоро у меня появился первый в моей жизни велосипед школьного класса.
Почти каждый день, при хорошей погоде, в голубом небе Вернойхена неспешно выплывал из белых барашков-облаков серебристый самолет Дуглас, как мы, мальчишки, по примеру наших отцов, его называли. Из него, с небольшой высоты, градом сыпались черные точки-парашютисты. Велись запланированные учения летчиков, ведь каждый летчик, точнее каждый, кто непосредственно летал на 28х Илах - а в экипаже самолета таких было трое - летчик, штурман и стрелок-радист - должны по плану боевой подготовки периодически совершать определенное количество прыжков.
И мы, пацаны, прикрывшись от яркого солнца глаза тыльной стороной ладошки, с замиранием сердца наблюдали за процессом раскрытия огромных шелковых полусферических куполов парашютов, которые потом неспешно плыли по небу целыми скоплениями белых облаков.
Бывали и ЧП. Техника тогда была не очень совершенна, наверное, потому, что мы часто видели, что парашют раскрывался не полностью, и парашютист на нем скользил к земле с заметно большей скоростью, чем остальные.
Помнится всякие разговоры о том, кто и как разбился на этих учениях.
Кстати, наверняка, самолетом, с которого прыгали парашютисты, был не американский Дуглас ДС-3, а являющийся его базовой моделью и выпускаемый по лицензии с 1938 года на наших заводах ЛИ-2.
|
